ГоловнаCуспільство

Все, кто мог держать оружие, пошли брать Войсковое

17-летняя радистка Галина Смирнова сменила школьную форму на солдатский бушлат и ушла на фронт…

Все, кто мог держать оружие, пошли брать Войсковое

Ирина Малоок, Виктория Какубава, ИА «Новый мост»

В ожесточенных боях на днепровском плацдарме смелость и отвагу демонстрировали не только мужчины, но и девушки-связистки. Связистка Галина Ивановна Богомолова (ныне Смирнова) в составе стрелковых подразделений 100-го полка в первый же день переправилась на правый берег Днепра.

Смелая и энергичная 17-летняя Галина Богомолова постоянно находилась в окопах и держала связь со штабом полка, помогала корректировать огонь артиллерии. В ходе отражения многочисленных танковых атак противника, в боях за удержание, а затем и в ходе расширения плацдарма, связь играла решающую роль. Девушка демонстрировала бесстрашие в сложной обстановке. Под артиллерийско-минометным огнем и бомбежками противника она неоднократно восстанавливала нарушенную связь. За мужество и отвагу, проявленные в боях на днепровском плацдарме, Галина Богомолова была награждена медалью «За боевые заслуги».

Сегодня Галина Ивановна вспоминает время, когда советские войска одержали победу над фашистами: «1 мая на территорию нашей 35-й гвардейской стрелковой дивизии пришли парламентеры от Гитлера и Геббельса – Крепс и Туффин, – чтобы подписать договор и заключить перемирие. Они просились к высшему командованию, даже к Жукову просились. Наши в просьбе им отказали – Жуков был далеко. А вот Чайков поближе был. Это командир 8-й гвардейской армии, которая входила в состав Первого Белорусского фронта. Нам Чайков говорил (уже спустя годы – в 1974 году в Никополе), что парламентеры сказали: «Гитлер 30 апреля покончил с собой». На что Чайков ответил: «Я уже знаю», но на самом деле он не знал. Они хотели перемирия, но наши не соглашались: никакого перемирия – только капитуляция. Чайков тут же позвонил Жукову, а тот доложил Сталину. Сталин же назвал это «детским садом». Потом Крепс остался, а Туффин вернулся в канцелярию Геббельса, с ним поехал и наш связист. Немцы связиста затем отпустили, а когда он, возвращаясь, уже подходил к своим, вдруг прогремел выстрел. Как потом оказалось, эта пуля убила майора Белоусова: он прошел войну от Сталинграда до Берлина, а смерть настигла его в полушаге от победы. Тогда наши открыли огонь. Комендант Берлина и другие командующие уже позже говорили, что им дали команду сдаваться. А 2 мая наступила настоящая победа».

На фронт Галина Смирнова отправилась добровольно, и сразу же ей пришлось принимать участие в форсировании Днепра. Принимала она участие и в освобождении Войскового.

«Я пошла на фронт в феврале 1943 года, когда наши войска подошли к Павлограду, Новомосковску, Новоселовке. Я тогда жила с матерью и сестричкой 1940-го года рождения. Мне приходилось ходить пешком с Игрени в Новомосковск – я покупала там семечки, перебивала на масло и продавала его. На это мы и жили. Потом войска начали отступать, и я подумала: «Чем ехать в Германию, я лучше уйду с ними». Мы отступили за Северный Донец и заняли там оборону. Меня, конечно же, вызывали и в особый отдел, выясняли, не пришла ли я с каким-нибудь «заданием» от немцев. А я начальнику особого отдела Филиппову дерзко так ответила: «Вы что – думаете, все предатели? Нет. У меня отец эвакуировался с заводом в Сибирь». Потом пришло письмо оттуда (от руководства завода), что мой отец – член партии, лучший специалист, поэтому на фронт его не отпускают. И этот Филиппов решил оставить меня в особом отделе, но я отказалась: «Ни за что. Вы тут своих людей убиваете». И ушла. Долго мы стояли на Северном Донце. До августа. Я окончила

курсы радистов, потому что приходилось и на коммутаторе сидеть, и на телефоне. Когда в августе были взяты Орел и Белгород, мы пошли в наступление. В наступательном бою погиб командир полка Стахов. Как только дошли до Лозовой, погиб и командир Шапошников. Дальше мы вышли на дорогу до Синельниково. Сколько самолетов прилетело! Как они нас бомбили! Уничтожено было столько техники! Солдаты не так погибали – они рассеивались по местности. Когда мы подошли к Синельниково, там уже была 25-я гвардейская дивизия (мы были из одного корпуса). Дальше мы спустились к Днепру, к селу Васильевка. Там нас не очень хорошо встретили. Люди жили там неплохо, у них все было, вот они нам и говорят: «Никто вас тут не ждет». Потом поступила команда спускаться на Днепр, сбивать плоты. Их мы делали из разобранных заборов, летних кухонь – лишь бы были доски. Не все, конечно, переправились на противоположный берег: там очень высокие кручи, очень тяжело было тащить пулеметы, пушки, даже самим с пустыми руками было тяжело. Кто мог держать оружие, пошли брать Войсковое, а кто не мог – на месте создавали шум. Когда мы вошли в Войсковое, немцы взорвали штаб, многие оказались под завалами, а наш командир погиб», – вспоминает Галина Ивановна.

Саперы полка под командованием лейтенанта Юрия Русшова, рискуя жизнью, сумели откопать заживо захороненных солдат, которые уже задыхались из-за нехватки воздуха. Это случилось на окраине Войскового. И это лишь один эпизод из сотни, когда молодой связистке Галине Смирновой приходилось смотреть смерти в глаза.

Читайте новини МОСТ-Дніпро у соціальній мережі Facebook