Наталья Приходько, специально для ИА «Новый мост»
Часть I читайте здесь.
11.
- Ваше Величество, - склонился в полупоклоне кардинал Ришелье. – Мне донесли, что мушкетёрам стал известен наш план с пекторалью. Что будем делать?
Король, стоя в одних трусах, в это время рисовал очередную картину и насвистывал Гимн Украины. Виктор Оранский молча и недовольно воспринял слова кардинала. Всё его существо выдавало молчаливый вопрос: «Что вы от меня хотите? Когда вы мне дадите покой?». Король не любил править. Он любил быть королём – но всё остальное должно было происходить «по щучьему велению», без малейшего его участия.
Кардинал был известным льстецом.
- Ваше Величество! Вы – я погляжу – работаете в стиле фламандской живописи эпохи позднего Рококо! Рубенс вам бы позавидовал. – При этом кардинал начал мучительно вспоминать, рисовал ли Рубенс украинские хаты.
Король оживился:
- Вы полагаете, мой дорогой Ришелье?
- Слово кардинала!
- А кто такой Рубенс? Это не тот ли человек в очках, что возглавляет институт стратегических исследований?
- Нет, Ваше Величество, то – Рубан, Юрий Рубан, а то – Питер Пауль Рубенс, - кардинал в то время, когда приходилось приторговывать палёной водкой «Распутин», на досуге почитывал детские познавательные журналы и запомнил несколько имён в мировой живописи. Отличить Рафаэля от Малевича он бы не смог, но в изысканном обществе себе подобных придворных снобов мог иногда вставить какое-нибудь словечко типа «Микеланджело Буонаротти» или «Никола Пуссен». Но даже кардинал, чьё восприятие художественного творчества закончилось на уровне оленей у водопоя или похищения из сераля – наиболее распространённых видов закарпатских «гобеленов» кустарного производства, висящих чуть ли не в каждом закарпатском доме ещё с советских времён, - и тот понял, что творчество Его Величества оставляет желать лучшего. И ему вдруг стало стыдно за свою лесть и за попытку выдать желаемое за действительное. Стыдно кардиналу бывало крайне редко, и это почти неведомое чувство начало вызывать в нём тревогу. «Старею», - подумал кардинал. – «Становлюсь сентиментальным». Но вслух произнёс:
- Ваше Величество! Смею Вам напомнить, что речь сейчас идёт о проблеме государственной важности – о скифском золоте.
Король действительно бросил кисть, вытер руки и, отойдя от мольберта, начал натягивать джинсы.
- Итак, кардинал, вы говорите о золоте? О скифском золоте? Я не ослышался?
- Да, Ваше Величество. Именно о золоте. Вот справка: золотая пектораль, датируется приблизительно VI – V веками до нашей эры. Найдена в 1972 году археологом Борисом Мозолевским в кургане Толстая Могила близ Никополя Днепропетровской области. Считается ярчайшим артефактом скифской эпохи. Согласно гипотезе, изготовлена греческими ювелирами по заказу царя скифов Ардогаста как подарок для одной из его жён. Вес – 5 килограмм 327 грамм золота 999 пробы.
- И что же с этой пекторалью? Где она? Почему она ещё не в Версале… пардон, не в Безрадичах?
Король любил большую часть времени проводить не во дворце, а в загородной резиденции в Новых Безрадичах, куда постепенно перебазировался и весь двор. Именно там, в Безрадичах, хранилась знаменитая коллекция короля, подобранная весьма странно и пёстро – деревянные грабли конца XIX века там соседствовали с фолиантами или пергаментными свитками из знаменитой Александрийской библиотеки, а скифское золото - со швейцарскими часами и платиновыми запонками, приобретёнными во время последней поездки на Елисейские Поля. Среди горшков, веретён, лаптей, матрёшек, чебурашек, глиняных карлсонов и дырявых кастрюль времён Второй мировой можно было отыскать средневековые иконы, ювелирные украшения, гетманские булавы, оригиналы известных мастеров. Всё это лежало вперемешку, затянутое паутиной – и показывалось лишь двум людям – грузинскому царевичу Михо и Жерару Депардье.
Король понял, что у него кружится голова, и представил себя в сиянии нимба и в окружении поющих серафимов. Он – не раздумывая – взял дорогой «Монблан» и подписал сложные схемы переплетений, ведущих от Ардогаста до дней сегодняшних, взглянул на новейшие ветви древа, удостоверился, что кроме веток его личной с произраставшими шестью веточками наследников и ветви его брата, принца Петра, нет других, побочных ветвей – и передал бумаги кардиналу.
- Прошу Ваше Величество подписать ещё один Указ…
- Какой?
- О предоставлении статуса Национальной Мекки селу Хоружевка с последующим открытием в селе Оранжевого Камня Кааба и обязательным для каждого госслужащего и ежегодным посещением этой местности с целью хаджа во имя проявления национального сознания. Все жители Хоружевки получают статус шейхов и соответствующее шейхам материальное обеспечение.
- Так ведь вся Хоружевка давно уже перебралась в Киев и неплохо обеспечена? – удивился король, который любил родное село.
- Так-то оно так, но мушкетёры ропщут: на каком таком основании их лишили привилегий и неприкосновенности, а выходы из Хоружевки пользуются неписанными правами? Вот мы и дадим юридическую основу для прав и свобод хоружевчан.
Король вздохнул и подписал.
- Вот, Ришилье, документы с моими подписями. А относительно этой… пекторали… не медлите. Любыми средствами, любым способом – но она должна быть у меня. Она мне нужна к послезавтрашнему вечеру. Меня должен навестить мой друг Жерар – он умрёт от зависти! Говорят, во Франции снимают фильм об Оранжевой революции и Жерар должен сыграть в этом фильме меня. Это будет завершение галереи исторических образов, сыгранных моим любезным Жераром – Жак де Моле, Колумб, Бальзак, Видок, - и теперь я, в пекторали…- мечтательно произнёс король, и кардинал понял, что аудиенция окончена.
12.
Предчувствия не обманули д’Артаньяна. Сразу же за Южным мостом, как только показались небоскрёбы Позняков и Харьковского массива, дорогу преградила группа депутатов из кардинальской фракции «Наша УкраДина». Они напоминали бандерлогов – были столь же суетливы, крикливы, иррациональны и шизофреничны. Прописная буква «Д» в названии фракции должна была – по замыслу авторов – символизировать политические принципы: Демократия – Добробут – Державність – Деньги – Должности. На фоне остальных выделялась толстушка Лили с пышной причёской – данью моде 30-летней давности. Её весёлые глазки-пуговки на круглой мордашке бегали быстро-быстро, она что-то выкрикивала, подпрыгивала всем своим грузным телом, и время от времени взбрызгивала себя бензином из дорогого хрустального флакончика.
Рядом с нею стоял её юный спутник, маркграф Вацлав фон Кирилленко. Он громко орал в мегафон:
- Требую остановиться! Если вы сей же час не остановитесь – Лили сожжет себя! Мы не шутим!
Портос посмотрел на это действо и подумал вслух:
- А что? Пусть себе реализует своё конституционное право на самосожжение. Мы посмотрим. Вот смеху-то будет… Депутаты-гриль и депутаты-барбекю – это очень даже интересно.
- Вы циник, Портос, - парировал благородный Атос Атосович. – Хоть она и наш идейный противник, но всё же она в первую очередь женщина.
И начал орать Вацлаву:
- Эй, милостивый сударь! А самому – слабо? Почему вы толкаете на самосожжение женщину? Где же ваша мужская честь?
Вацлава этот вопрос застал врасплох. Обычно туго соображающий и привыкший повторять директивы короля и кардинала, превратившийся в автомат по выдаче лозунгов, маркграф оцепенел и не знал, что ответить. Говорить правду он не умел, а инструкций на подобный случай у него не было.
Ситуацию спасли сиамские близнецы Костенко-Тарасюк. Когда-то врачи предприняли попытку разделить их хирургическим способом, но тела проявили тенденцию к срастанию. В результате на них махнули рукой и оставили в покое. Это паукообразное тело с четырьмя руками, четырьмя ногами и двумя головами начало издавать истошные вопли и кричать:
- Да что с ними базарить? Бей их!
Толпа депутатов была готова вот-вот напасть на наших героев. Ситуация становилась критической. Необходимо было действовать. Арамис обратился к друзьям:
- Я знаю выход! – и позвонил куда-то по телефону.
В миг, когда сотни рук с вышитыми гуцульским орнаментом манжетами начали раскачивать машину, вдруг появилась легендарная тачанка, готовящаяся открыть огонь по «нашеукраДинцам», а сзади – на броневике – возвышалась грузная фигура барона Голлуба – одного из мушкетёров из сотни Арамиса.
Мушкетёры в тельняшках и бескозырках, то ли с косяками конопли, то ли действительно с «Беломором» в зубах, лихо пели:
Эх, тачанка, киевлянка,
Наша гордость и краса!
Пулемётная тачанка –
Все четыре колеса.
Толпа бандерлогов попятилась. Тачанка остановилась и пулемётчик начал наводить прицел, готовясь к тому, чтобы открыть стрельбу. Лили начала биться в истерике:
- Я знаю этих людей! Они не остановятся ни перед чем! Они в 50-х у нас, на Западе, такое вытворяли!!! У них руки по локоть в крови! – бедняжка совсем забыла, что минуту назад она хотела демонстративно поджечь себя.
Командир тачанки скомандовал «пли!» и услышал в ответ:
- А нам нечем стрелять… Патронов нету и затвор пропили…
- Бля! – только и сказал вместо очередного «пли!» командир. – Господин Арамис!!!
- Ну что, барон, придётся в рукопашную?
Барон был молод и упитан. По его розовой щеке прокатилась скупая слеза… Что ж – надо так надо. Он вспомнил подвиг Александра Матросова и подвиг 28 панфиловцев у разъезда Дубосеково – и с криком «За Родину! За Сталино!» повёл своих бойцов в бой на отошедших от первого шока нашеукраДинцев.
На обочине точилась ожесточённая борьба. Но путь на Восток, на Борисполь был открыт…
- Бедный Арамис! – сказал Портос. – Нам его будет не хватать. Конечно, он иногда откровенно задалбывал своим диалектическим материализмом, но в целом он – славный парень. А лозунг «За Родину! За Сталино!» - стоит запомнить.
Портос помнил, что его Донецк до 1961 года назывался городом Сталино. Этот же город был родным и для Арамиса…
13.
На этом приключения отнюдь не закончились. На выезде из города мушкетёров встречала группа людей в военной форме и с оружием. Это была служба охраны. Из кустов торчали головы генерала Гелетея и графа де Рошфора. Рошфор усиленно жестикулировал и генерал Гелетей, расшифровывая жесты, подавал команды. Учитывая травму языка, для Рошфора язык жестов был более продуктивным, чем попытки донести до закарпатца Гелетея, и так плохо понимающего государственный язык, свои требования вербальным путём.
- Внимание! Внимание! Господа мушкетёры! Требую остановиться и выходить с поднятыми руками. Шаг вправо – шаг влево будут расценены как попытка к бегству. У меня предписание стрелять в случае, если будет оказано сопротивление.
Д’Артаньян удивлённо спросил:
- А кем выдано предписание?
- Графом де Рошфором, - не чувствуя подвоха ответил генерал. В это время Рошфор был готов порвать на себе шляпу и откусить руку – идиот!!! Он что, не понимает, что ссылаться надо на короля либо кардинала???
- Дружище, но ведь граф де Рошфор уже полгода как не министр внутренних дел!
- Да? – искренне удивился Гелетей. – А я газет не читаю, Интернет мне отключили за злоупотребление порносайтами, телевизор сгорел… Откуда мне знать? Но всё равно – раз есть предписание – значит, должен вас арестовать – а там пусть начальство разбирается.
Д’Артаньян пригорюнился. Всё! Операция сорвана! И ему никогда не доказать свою верность и преданность королеве. Ему никогда не стать настоящим мушкетёром.
- В чём дело? – заорал с явным молдавским акцентом де Тревиль. – Кто тут превышает служебные полномочия???
Генерал Гелетей пытался что-то объяснить, но орлам де Тревиля не терпелось ввязаться в драку. Началась потасовка между орлами де Тревиля и соколами Гелетея. Генерал Гелетей геройски дрался с превышающим его по массе де Тревилем и даже нанёс ему пару ударов, прежде, чем упал, нокаутированный кулаком де Тревиля. Схватка превратилась в завораживающее действо.
Де Рошфор выскочил из кустов, спихнул в кювет Николя и, ухватившись за кресло спикера, начал орать Атосу:
- Отдай кресло! Стул отдай! Не корысти ради, но токмо волею пославшего мя кардинала!
Атос отчаянно сопротивлялся.
- Поехали, - скомандовал Портос. – Я верю, что старина Атос управится сам – а перед нами стоят более высокие цели.
14.
Но и на этом злоключения не закончились. В аэропорту Борисполь оказалось, что у д’Артаньяна не всё в порядке с визой и паспортом. Офицеры-пограничники наотрез отказывались оформлять билет на имя Нестора Ивановича д’Артаньяна, 1967 года рождения, уроженца города Мукачево Закарпатской области. Учитывая то, что пограничными войсками командовал брат господина Буонасье – это и не удивительно.
Портос не на шутку разошёлся:
- Где эти козлы, что мешают нам жить??? Где эти бюрократы, не дающие нам права выехать в Великобританию? Вы знаете, кто я???
Скромный пограничник парировал:
- Господин премьер, правила одни для всех, и законы надо соблюдать. У господина д’Артаньяна фальшивая виза и есть подозрения – что и фальшивый паспорт.
«Какие там подозрения?» - думал Портос. – «Этот паспорт и эту визу всю ночь рисовал мой кореш по первой ходке – он хоть червонец советский нарисует, хоть сто баксов – хер кто отличит. Попался по неграмотности – в слове «Десять» мягкий знак пропустил». Но реально понял – надо спасать ситуацию.
Он в срочном порядке вызвал мсье Манафорта – специалиста по иностранным связям. Манафорт прибыл в Борисполь, озаряя терминал «С» белоснежной голливудской улыбкой.
- Хелло! – радостно приветствовал он присутствующих. – Ю а хев эни проблемс?
- Чевооо???? – в один голос переспросили Портос и д’Артаньян.
Переводчика при мсье Манафорте не оказалось. Портос и д’Артаньян начали на мигах объяснять ситуацию. Манафорт явно не мог понять, в чём дело. Попытки призвать к переводу пограничника не увенчались успехом – его английский заканчивался на «Ху из он дьюти тудей?» Стоящий рядом милиционер знал немного больше английских слов: «Айм сержант Петренко. Гив ми двенти гривна, плиз».
Оказавшийся совершенно несостоятельным в наших внутренних делах и не понимающий народного менталитета, Манафорт был отправлен восвояси. Вдруг Портоса осенило:
- Кинах! Даром мы ему, что ли, министерский портфель подарили? Он же у нас – как пишет пресса, того, - Борисполем управляет.
В срочном порядке был вызван Анатолио Кинах, один из видных мушкетёров, человек в футляре, земляк де Тревиля, - по совместительству министр экономики. Он мрачно выслушал присутствующих, вынув из левого уха наушник – Анатолио любил музыку «Пинк Флойда». Мрачно куда-то ушёл и, вернувшись, сообщил: ситуацию разрулили, но частично. Господин д’Артаньян может лететь в Лондон – но по визе и документам Портоса. Благо, проверять на границе не будут с пристрастием – у Портоса специальный вид документов. Главное – вылететь из Борисполя, а в Туманном Альбионе фото Портоса сойдёт за фото д’Артаньяна.
Он по-отечески обнял д’Артаньяна, поцеловал его и подумал мельком: «А парень того… вроде даже ничего… чёй это я на него раньше не обращал внимания?». И сразу же стал гнать от себя эти мысли – явно навеянные сексуальными переживаниями из ранней юности.
Д’Артаньян помахал ему рукой и скрылся за стеллажами дьюти-фри…
15.
Господин Буонасье вернулся домой в прекрасном расположении духа – в Секретариате кардинала ему выдали гонорар за особо важную информацию. Он решил, что сегодня можно будет немножко гульнуть и начал подумывать о том, как лучше провести вечер – в компании прекрасных дам в борделе «Рестаун» на Святошино или интеллигентно, с друзьями – в ресторане «Порто Мальтезе», с вином и изысканной океанической рыбкой. Раздумья наталкивались на понимание того, что в любом случае вечер придётся провести с проститутками: в первом случае с обычными, во втором – с политическими.
Но дома его ждала особенная нервотрёпка. Его ждала жена. Госпожа Буонасье с порога начала свой короткий, но ёмкий монолог:
- Где был, оксюморон эдакий!
- Ну почему сразу оксюморон? Я ходил по делам…
- Знаю я твои дела. Небось опять к госпоже Богословской пытался клинья подбивать?
- Ну что ты, Натали! Нужна мне эта Богословская… - при слове «Богословская» что-то зашевелилось внутри Буонасье. «Внутри пусть шевелится – только бы внешне не проявлялось, только бы Натали не заметила», - подумал он. – Был я сегодня у Его Преосвященства. Хлопотал об увеличении жалования и о новой должности…
- Ага… расскажешь… - с недоверием посмотрела на мужа мадам Буонасье. – Выкладывай начистоту. Либо Богословская, либо Супрун – больше никому ты не нужен. Я тебя, мерзавца, насквозь вижу! Лжёшь! Посмотри мне в глаза!
- Ну…Будешь сам признаваться или мы начнём отдельные части тела в тиски закручивать? – маленький Буонасье повис, не касаясь земли ногами, лишь придерживаемый за ворот пиджака вытянутой рукой его супруги – явно количественно превышающей мужа. Сопротивление было бесполезным, и Буонасье рассказал Натали всё, что ему было известно из вчерашнего разговора д’Артаньяна с мушкетёрами.
- И ты, идиот эдакий, решил обо всём рассказать кардиналу??? Да ты знаешь, что пектораль – это целое состояние? Ты знаешь, что она открывает тебе и мне перспективы? Дурень!!! – громыхающим, привыкшим к митинговой стихии, голосом ревела Натали. Возбуждённая и гневная, она была похожа на мифическую фурию. Даже её почти законный любовник шевалье Марченко притих в испуге, сидя в тесном и тёмном шкафу – среди старых, давно вышедших из моды панталон и кринолинов. Шевалье давным-давно поселился в этом шкафу и на него уже никто не обращал внимания – он, по сути, превратился уже даже не в любовника мадам Буонасье, а в доброго барабашку этого дома, которому ставили на ночь миску с молоком и записку: «Просьба не писать на края унитаза и подымать крышку».
- А что я, по твоему, должен был сделать? – оправдывался Буонасье. – У меня пропало всё. У меня всё отняли – власть, деньги, друзей, влияние. Я хочу вернуться во власть. А это – первый шаг к возвращению. Мне надоело быть шутом. Я хочу быть политиком первого уровня. А для этого необходимо снова заслужить доверие короля и Его Преосвященства.
- Э-эх, дурень и есть дурень… Давай сюда вырученные деньги и позвони своему волынскому другу мсье Континиуму, пусть даёт свой самолёт – я полечу в Лондон.
- Не буду я никому звонить. Континиум меня уже ни во что не ставит. Когда он был молод и я ему покровительствовал, тогда я ему был нужен. А сейчас у него свой бизнес. Вряд ли он меня будет слушать. И потом – самолёт – дорогое дело. Может, ты бы по своим друзьям поспрашивала?
- По каким друзьям? – встрепенулась Натали.
- Ой, давай, не будем корчить из себя девочку-недотрогу, я тебя умоляю! Весь город судачит о том, что у меня растут рога. Ну ладно – этот шевалье из шкафа: он уже практически член семьи. А вот Макс…
- Ты Макса не трожь! Он – святой человек, сущий ангел…
- Ну да… ангел… после того, как в марте получил пулю в сердце…
- Да ты и мизинца Макса не стоишь! Он был матёрым человечищем! И память о нём я навеки сохраню в своём сердце!
- Добавь – и на депозите! – Буонасье решил, была - ни была, держать линию, помня, что лучшая оборона – это нападение.
Макс был одним из спонсоров Натали. Молодой бизнесмен, приехавший из России, он не отличался хорошими манерами, хотя был сыном потомственных дипломатов. Любитель кокаина, Макс переставал контролировать себя, приняв очередную дозу наркотика. Тогда он требовал любви – большой и плотской. Ему пригоняли в номер толпы проституток, и он устраивал дикие оргии. Иногда после этих оргий из отельного номера выносили завёрнутые в ковёр трупы. В столице Макса величали не иначе, как Макс Бешенный.
И вот однажды Макс встретил Натали. Ничего, что Натали была замужем. Ничего, что она была старше его и годилась ему в матери. Он воспылал к ней такой страстью, что все самые пылкие любовники старого и нового мира позавидовали бы ему. Это было чувство, намного сильнее, чем любовь Орфея к Эвридике, Петрарки к Лауре или Данте к Беатриче.
Одним словом, Макс проплатил ей избирательную кампанию, которую Натали с треском проиграла – как и её муж.
После этого любовь Макса мгновенно исчезла. Он писал Натали слёзные письма, говорил, что между ними всё кончено и что он не может ей больше верить. Говорил, насколько дорога она ему (в прямом – меркантильном – смысле этого слова). Слал ей нежные смс-ы, напоминая про долг.
Кончилось всё это печально. Когда осенью Макс приехал за своими долгами, прямо в аэропорту его арестовали и посадили в тюрьму – оказалось, здесь у него были свои кредиторы, которым он задолжал – и задолжал столько, что долг Натали казался лишь капелькой в огромном финансовом море… Через полгода возле здания суда какой-то неизвестный господин выстрелил в Макса из окна близлежащего дома, попав бедняге прямо в сердце. Потом газетчики долго судачили о том, кому была выгодна смерть Макса – де Рошфору или каналье-трактирщику Ринату.
…Господин Буонасье продолжал упираться, но когда мадам Буонасье пошла на него в наступление всей массой своего тела, он решил, что сопротивление бессмысленно. Вздохнув, он достал телефон и позвонил мсье Континиуму:
- Алло! Игорь Миронович? Привет, дорогой! Сколько лет, сколько зим… Слушай, дружище… - голос Буонасье начал дрожать, и слово «дружище» прозвучало елейно-неестественно. – Мне нужен твой самолёт… Ненадолго… Надо слетать в Лондон…
Через два часа мадам Буонасье летела в маленьком уютном «Фалконе» мсье Континиума – в направлении столицы Великой Британии.
16.
Д’Артаньян прошёл на посадку в бизнес-класс «Боинга-747» авиакомпании «ДонбассАэро», следующего в Лондон. Стюардесса улыбнулась ему ослепительной белозубой улыбкой и сказала «Здравствуйте!». В этом «Здравствуйте!» было одновременно столько домашнего тепла, эротизма и спокойствия, что д’Артаньяну захотелось поскорее забыть все тяготы и лишения добровольно взваленной на себя миссии, утонуть в этих прекрасных голубых глазах, раствориться в этой милой стюардессе…
Он проследовал на своё место и уселся у окна, приготовившись к взлёту и двухчасовой небесной прогулке… Д’Артаньяну вдруг вспомнилось, что на немецком языке религиозный термин «Вознесение» передаётся как «Небесная прогулка» и он представил, что сейчас состоится его вознесение – вознесение в небо, которое в результате должно закончиться вознесением к славе и почестям.
…- Молодой человек, позвольте вас побеспокоить! – милый женский голос оторвал его от размышлений. Он взглянул – рядом с ним стояла миледи Винтер.
- Молодой человек, вы не могли бы мне помочь – поднять сумку наверх?
Д’Артаньян, воспитанный в лучших традициях закарпатской интеллигенции, естественно, помог – лёгким движением руки он забросил сумку на полку. В сумке что-то зазвенело и с полки начал течь тоненький ароматный ручеёк.
- Ну вот… Вы разбили мои любимые духи… Соня Рикель… Какой вы, право, неуклюжий…
Нестор начал оправдываться, суетиться – и наступил миледи на ногу. Она поморщилась от боли и зашипела:
- Если вы хотите сделать мне что-то приятное – сядьте и сидите молча. По возможности – до самого Лондона.
Д’Артаньян повиновался. Он сел и уставился в иллюминатор. Потом аккуратно – чтобы не прикоснуться к миледи и не вызвать у неё очередного приступа гнева – он пристегнул ремень… За стеклом начали пробегать строения аэропорта… Самолёт начал набирать скорость… Ещё миг… Ещё… И вот лайнер оторвался от земли и начал стремительно набирать высоту.
- Ну что? Мы так и будем молчать?
- Но вы же сами просили вас не трогать – до самого Лондона.
- Ах, юноша! Неужели вам не ведом принцип: выслушай женщину и сделай всё наоборот? Вы же знаете старую притчу о том, чем девушки отличаются от дипломатов?
- Нет…
- Если дипломат говорит «Да!» - это значит «Может быть». Если говорит «Может быть» - это значит «Нет». Если дипломат говорит «Нет» - значит, он не дипломат. Если девушка говорит «Нет» - это значит «Может быть». Если девушка говорит «Может быть» - это значит «Да». Если девушка говорит «Да» - значит, она уже не девушка.
Д’Артаньян засмеялся:
- Ваш наезд на меня в начале нашего путешествия – это всего лишь «может быть»?
- О, как вы проницательны, мой юный друг!
- Тогда я – в свою очередь – расскажу вам притчу о делении человечества на партии. Он тоже довольно старый и вы, возможно, его слышали.
- Сделайте одолжение. – Миледи округлила симпатичные глазки и приготовила дежурную улыбку – ту улыбку, с которой дамы принимаются за прослушивание очередного анекдота или комплимента в их адрес.
- Итак, всё человечество делится на мужчин и женщин. Мужчины делятся на гомо-социалистов и на сексуал-демократов. Женщины делятся на девушек, дам и бабушек. Девушки делятся на ещё девушек, уже девушек и девушек с ребёнком. Дамы делятся на дам, не дам и дам, но не вам. А бабушки делятся вегетативным способом.
Миледи сделала вид, что ранее не слышала этот анекдот. Она захихикала хорошо отрепетированным звонким смехом и спросила:
- А вы, мой друг, к какой партии относитесь? К гомо-социалистам или к сексуал-демократам?
- К объединённым сексуал-демократам. Я – молодая надежда украинской сексуал-демократии. Так меня называют мои товарищи.
- О! Это очень интересно, - не уставая, продолжала кокетничать миледи. И тут же протянула руку:
- Юлия. Юлия Винтер.
Нестор пожал руку и начал думать, а стоит ли прикладываться к тыльной стороне ладони губами. Решив, что это – слишком старомодно, он ответил:
- Нестор. Нестор д’Артаньян.
Миледи вспомнила, где она могла видеть этого молодого человека. Это тот самый юноша, который был избит де Рошфором. Это тот самый юноша, которого вчера она видела в приёмной кардинала. Это тот самый юноша, который является её главным соперником и конкурентом.
«Чёрт побери! А он неплохо сложен, откровенно сексуален и при других обстоятельствах мог бы стать очередной моей любимой игрушкой. Но не сейчас!»
Как назло, ему мешали воплотить сексуальную фантазию. Сначала проехала тележка с напитками. Миледи взяла себе бокал белого вина, д’Артаньян – двойной виски. Миледи вежливо отказалась от предложенного д’Артаньяном брудершафта. Потом начали раздавать обеды. Миледи практически не прикоснулась к еде («Какая экономная!» - про себя отметил д’Артаньян. – «Больная или на диете?»). Потом начали разносить чай и кофе… Потом была зона турбулентности и стюардесса попросила всех пассажиров вернуться на свои места, пристегнуть ремни, поднять в вертикальное положение спинки сидений, убрать столики и воздержаться от секса. Ещё через несколько минут голос пилота сообщил, что самолёт начинает снижение и готовится к посадке в аэропорту Хитроу.
Д’Артаньян понял, что его юношеская мечта неосуществима… «Чёрт, почему мы летим в Лондон, а не, например, в Сан-Франциско или Токио?» - с досадой думал он, а в голове кружился детский стишок: «В кресло сел, завтрак съел. Что такое? Прилетел!».
Когда самолёт приземлился, раздались одинокие аплодисменты пассажиров и народ начал суетливо отстёгивать ремни, д’Артаньян схватил маленькую и нежную руку миледи и с едва скрываемым волнением в голосе спросил:
- Как вы относитесь к идее поужинать сегодня вечером?
- Отрицательно, - отбрила миледи.
- Но почему? Почему? – д’Артаньян с надеждой, с которой смотрит на своих палачей осуждённый к казни, смотрел в глаза этой прекрасной женщины. Она непринуждённо освободила руку из его потной ладони и ответила:
- Потому, что я – по вашей классификации – отношусь к женской партии «дам, но не вам». Будьте любезны, подайте мне мою сумку! Но – прошу вас - поосторожнее – не лишайте меня хотя бы флакончика Гуччи Энви…
…В это же время на поле для частных и чартерных рейсов приземлялся почти игрушечный самолётик с мадам Буонасье на борту.
17.
Выйдя из самолёта и пройдя паспортный контроль (пограничники действительно ничего не заметили, и фэйс Портоса сошёл за лицо д’Артаньяна), д’Артаньян остановился в нерешительности. А куда – собственно – теперь идти? Где искать Бэкингема? В чужой стране, без знания языка, без точного адреса…
Д’Артаньян подошёл к таксисту-турку и попытался установить с ним контакт. Так, наверное, в перспективе земляне будут устанавливать контакт с инопланетными существами. Представьте себе молодого человека, отчаянно жестикулирующего и пытающегося объяснить эмигранту-турку, что он от него хочет.
Есть такая особенность у наших людей за границей. Они, не зная иностранных языков, начинают объяснять свои потребности на ломанном русском, произносимом по слогам, с диким акцентом и на повышенных тонах, искренне веря, что иностранцы ломанный русский поймут лучше, чем чистый. В старых советских фильмах немцы, приходя в оккупированную деревню, кричат: «Матка! Млеко! Яйка! Давай-давай!». Наши туристы в европейских странах, заходя в магазины, начинают орать: «Рубашка давай! Не понимаешь? Ру-баш-ка! Как это будет по-вашему? Рью-башь-ка! Адын рьюбашька!».
Наш герой общался с таксистом приблизительно таким же образом.
- Бэкингем! Понимаешь? Бэ-кин-гэм!!! Гоу, гоу ту Бэкингем!
Потомок янычар и воинов Кемаля Ататюрка пожал плечами. Странный турист… Он нажал на газ и автомобиль плавно покатил по многокилометровой трассе от Хитроу до Лондона.
- Бэкингем? – с недоверием переспросил д’Артаньян.
- Йес, йес, Букингем! Ит из э Букингем пэлис. Ин зис пэлис лив Квин! – благоговейно закатав глаза и безбожно коверкая язык сказал прапрапрапраправнук Сулеймана Великолепного, пересчитывая сунутые ему в руку банкноты. Д’Артаньян с детства обожал группу «Квин» и Фрэдди Мэркьюри, страшно переживал, когда его кумир умер от СПИДа и даже стал более благосклонно относиться к сексуальным меньшинствам, узнав, что солист «Квина» был гомосексуалистом. Но почему таксист всуе вспомнил легендарную группу – не стал уточнять. Времени было в обрез.
Д’Артаньян подошёл к первому же гвардейцу, несущему караульную службу, и, улыбнувшись как можно искреннее – так, чтобы его улыбка стала похожей на нечто среднее между улыбкой Юрия Гагарина и улыбкой Валерия Хорошковского, сказал:
- Здравствуйте!
Гвардеец молчал, как ему предписывал устав гарнизонной и караульной службы. Гвардеец знал, что он имеет право исключительно на то, чтобы бдительно охранять и стойко оборонять свой пост. Но ему запрещалось «есть, пить, курить, разговаривать, отправлять естественные потребности, сидеть, лежать, досылать без необходимости патрон в патронник» и ещё кучу всякой всячины. Ответствовать на приветствие д’Артаньяна он тоже не имел права. Д’Артаньян, никогда не служивший в армии, расценил поведение гвардейца как крайнее неуважение к его персоне.
«Ну и ладно», - в результате подумал д’Артаньян. – «Буду я со всякими выяснять отношения». Но осадок остался. Он решительно двинулся в направлении дворца. Гвардейцы перекрыли ему дорогу, скрестив перед его грудью карабины. Караул действовал как роботы – настолько точными и отточенными были их движения. «Ни фига себе! Киборги!», - подумал д’Артаньян. И, видя цель, не взирая на действия караула, начал пробиваться ко дворцу.
…В это время во дворце Её Величество королева Елизавета Вторая, только-только выпив свой утренний кофе с герцогом Эдинбургским, пересматривала свежую жёлтую прессу – кроме жёлтой прессы о ней и её семействе больше никто не писал. «Сан» обвинял её внука в том, что тот лапал за сиськи на какой-то дискотеке бразильскую барышню – на фото барышня выглядела счастливой, а рука принца Генри покоилась на её левой – достаточно внушительных размеров – груди. «Бильд» писал о принце Чарльзе как о скрытом маньяке-зоофиле с копрофагическими наклонностями. Что такое копрофагические наклонности, королева не знала, но понимала, что это не есть хорошо. Точнее, что это есть – не хорошо. Украинский «Блик» ничего не писал о королеве, зато писал про Ирину Билык. Кто такая Ирина Билык, королева тоже не знала, но статья была занимательной – хоть и написана была на непонятном языке и непонятными буквами – что, собственно, и показалось королеве забавным.
Королеве шёл 83-й год. Пятьдесят четыре года назад она возложила на свою голову корону. «На свою голову» - выражение двусмысленное. Разве могла она предположить, что выпадет на её судьбу? Её жизнь превратилась в сущий ад. Герцог Эдинбургский – этот греческий царевич – оказался ни рыбой, ни мясом. Хорошо у него получались только дети – и то до того времени, покуда они не вырастали. И зарплата у него была маленькая…И вообще…А этот вздорный мальчишка Чарльз, который бегал по всему Лондону с расстёгнутой ширинкой, не пропуская ни одной юбки! Эта Диана – тоже хороша, царство ей небесное, пусть с Богом почивает. Эти Генри и Эндрю. Эта Анна, проводящая в конюшне больше времени, чем во дворце… Эта Марго, младшая сестрёнка, которой королева боялась всю жизнь – даже на ночь корону запирала в сейф… А люди… Подданные… Они думают, что нам, королям, легко? Они никогда не смогут оценить истинную сущность королевской власти – пусть она ограничена настолько, что английскую королеву попытались превратить в такого себе украинского президента….
…За окном послышался шум. Королева взглянула и увидела потасовку. Скучная жизнь во дворце начинала оживляться. Последний раз так весело было в 1987 году, когда в спальню к королеве пробрался маньяк. Королева вышла на балкон и крикнула:
- Что здесь происходит?
Начальник караула склонил голову, опустился на колено и произнёс:
- Какой-то варвар из Восточной Европы совершил попытку прорваться во дворец Вашего Величества.
- Что ему надо?
- Он не говорит по-английски. Мы не можем его понять. Но он пытается прорваться во дворец. Настойчиво пытается!
- Полковник! Пропустите его. Я назначаю ему аудиенцию.
Д’Артаньяна обыскали и провели во дворец. «Ну ни фига себе!» - подумал д’Артаньян, войдя внутрь. «Вот так вот живёт беглый российский олигарх?»
Но вместо олигарха его провели в тронный зал, где восседала старушка с короной на голове. Её изображение – только с поправкой на возраст - д’Артаньян видел на купюрах. «Куда я попал?» - подумал д’Артаньян, но решил быть максимально вежливым и перво-наперво осведомился у Её Величества:
- Ду ю спик Инглиш?
Глаза у королевы округлились – ей никто и никогда не задавал подобного вопроса. За короткий миг она осознала, что вот он – вопрос всей её жизни. Вот тот момент истины, ради которого стоило жить. И действительно – а говорит ли она по-английски? И если говорит, то действительно ли язык, который она употребляет в ежедневном общении, можно назвать английским? Язык ли это Шекспира, Байрона, Шелли, Киплинга и Элиота? Истинно, истинно говорили древние – ждите свет с Востока. Этот выходец из Восточной Европы прибыл сюда, в Лондон, во дворец, чтобы открыть ей глаза на проблему английского языка… Над этим надо будет подумать, решила королева.
Для д’Артаньяна на этой фразе его познания в английском исчерпались. Он начал говорить по-русски:
- А где я могу видеть господина Бэкингема?
- Бэкингем? – удивилась королева. – Итс Букингем.
- Нет, мне нужен Бэкингем. Бэ-кин- гэм,- начал снова повторять старый приём наш герой.
Королева поняла, что она ничего не может разобрать, и велела позвать мажордома. Мажордом, затянутый в смокинг, вежливо осведомился:
- Вэ а ю фром?
Фамилию Фромм д’Артаньян где-то встречал, но кто это – не знал, так как – повторимся – ничего кроме произведения Эммануэль Арсан не читал. Он замотал головой – мол, не понимаю.
- Айм – инглишмен, ай лив ин Грейт Британ. Энд вэ а ю фром? – пытался добиться истины мажордом. Д’Артаньян сразу же вспомнил анекдот, который любили рассказывать в его родном Мукачево. Горная река на Закарпатье. Два гуцула смотрят – а в воде тонет человек и кричит: «Спасите!». Потом – по-украински: «Рятуйте!». Потом – по-английски «Хэлп ми!» Не дождавшись помощи, ушёл на дно… «Ти ба, Миколо, який мудрий чоловік, як багато мов знає?» - «Ага… І що то йому дало?». Ситуация превращалась в аналогичную. Д’Артаньяну стало весело – и он озарил тронный зал полугагаринской-полухорошковской улыбкой.
Наконец мажордома осенило:
- Хэв ю эни докюментс? Паспорт, плиз!
Д’Артаньян достал из широких штанин дубликатом бесценного груза паспорт на имя Виктора Фёдоровича Портоса. Лицо мажордома вытянулсь, он подбежал к королеве и начал шептать ей на ухо: «Итс юкрейниан прайм-министер, мистер Портос!». Королева поняла, что допустила оплошность, пригласив во дворец и назначив аудиенцию украинскому премьеру, минуя правила протокола и не согласовав все детали и нюансы с послом Украины. Ошибку следовало исправлять.
Мажордом достал телефон и начал набирать номер украинского посольства. Посол Украины в Великобритании с утра переживал последствия похмельного синдрома. Вчера вечером он пытался поставить новый мировой рекорд по поглощению спиртных напитков в одном из лондонских пабов – чем ещё остаётся заниматься украинским дипломатам в Европе, заранее зная, что их там не то чтобы не любят, но попросту терпят. Как некое географическое недоразумение.
Посол, пытаясь выловить в недопитой банке рассола одинокий огурчик, лениво взял трубку.
- Ху а ю? – осведомился мажордом.
- Ху я? Айм юкрейниан амбассадор. А ху ю?
- Айм мэйжордом оф Букингем пэлис…
Посла страшно раздражали любые звонки, когда он находился в таком состоянии. Маясь ипохондрией, он меланхолически отвечал:
- Ай фак Букингем пэлис!
- Итс импоссибл! Бат ай – мэйжордом…
- Ай фак мэйжордом! – ответствовал угрюмый посол.
Мажордом начал вспоминать, где и при каких обстоятельствах он мог иметь половой контакт с этим господином, находящимся по ту сторону телефона. На всякий случай он осторожно уточнил:
- Ай мэйжордом оф Хё Мэйджести…
- Ай фак Хё Мэйджести!
Мажордому всё стало ясно. Блаженная улыбка, с которой Пифагор открыл в своё время свою знаменитую теорему, озарила лик мажордома. Всё срасталось!
- Ваше Величество! Почему Вы не предупредили меня, что герцог Эдинбургский, муж Вашего Величества, подрабатывает одновременно Чрезвычайным и Полномочным Послом Украины в Объединённом Королевстве?
Королева посмотрела на мажордома как на полоумного. А у мажордома хаос в голове начал постепенно укладываться в некую систему – ну да, естественно: кто же ещё может похвастаться возможностью вот так запросто вступать в половые отношения и с королевой, и с мажордомом?
Послу сообщили, что в Букингемском дворце находится премьер его страны. Посол икнул от неожиданности. Он мог ожидать от премьера чего угодно (о нём ходила дурная слава как о человеке вздорного характера, раздающего направо-налево зуботычины и подзатыльники) – но вот так, прилететь в Лондон без предварительного согласования графика, протокола и церемониала???
Он сел в автомобиль и помчался во дворец. Когда посол вошёл в тронный зал, мажордом спросил его:
- Кто вы?
- Я – посол Украины в Объединённом Королевстве…
- А где герцог Эдинбургский?
- Ну, это вам лучше знать, сударь. А где Виктор Фёдорович?
- Сорри? – мажордом начал снова с интересом рассматривать вновь вошедшего, пытаясь вспомнить, где и при каких обстоятельствах они могли встречаться.
- Где наш премьер? – спросил посол.
-Да вот же он – перед вами.
Посол посмотрел на несуразно одетого мальчишку (пиджак от «Брионии» и спортивные штаны «Адидас») со шрамом на щеке, распальцовкой и цепурой. Неужели в стране что-то поменялось и назначен новый премьер? Но, посмотрев документы, он понял, что молодой человек – самозванец, пользующийся паспортом премьера. Он отвёл д’Артаньяна в сторону и спросил:
- Как вы здесь оказались? Почему у вас – паспорт господина Портоса?
- Он сам мне дал этот паспорт.
- Зачем?
- Я не могу вам сказать. Но дело государственной важности.
- Молодой человек, вы знаете, что вот-вот взорвётся международный скандал. Самозванец проникает в Букингемский дворец под видом украинского премьера. Вы отдаёте себе отчёт в содеянном?
- Я ищу Бэкингема.
- Какого Бэкингема?
- Того самого. Герцога. Бориса Абрамовича. Таксист привёз меня сюда.
Не смотря на вчерашний перепой, к послу вернулся дар логического мышления. «О Боже!» - подумал он. – «Какая досадная ошибка! Надо её исправлять!»
Он повернулся к королеве и сказал:
- Ваше Величество! От имени премьер-министра нашей страны и от всего украинского народа позвольте поблагодарить Вас за оказанное гостеприимство. Мы должны раскланяться, так как протокол есть протокол, а у нас – множество других важных встреч.
- Каких встреч? – удивилась королева. – С премьер-министром Великобритании вы встретиться не сможете. Сэр Тони Блэр подал в отставку, а мистер Гордон Браун ещё не приведён к присяге.
- Нам к Борису Абрамовичу бы… - тихо произнёс д’Артаньян. Посол наступил ему на ногу – мол, молчать, мальчишка! Но королева услышала знакомое слово.
- Оу! Абрамóвич! Челси? Рашн олигэрх? – и распорядилась: - Проводите этих господ к мистеру Абрамовичу.
После чего старушка встала и протянула руку. Посол поцеловал белоснежную перчатку с бриллиантом на безымянном пальце. Д’Артаньян – как и в случае с миледи – обошёлся рукопожатием – крепким, мужским, закарпатским рукопожатием.
Мажордом вздохнул и проводил посла томным, исполненным нежности взглядом – ну не может быть, чтобы они раньше не встречались!
18.
У Романа было две страсти в этой жизни – футбол и олени. Он был страстно влюблён в крайний Север, в свою Чукотку, где благодарные чукчи избрали его пожизненным губернатором. На стене в спальне Абрамовича висел портрет Тыко Вылки - революционера, устанавливавшего советскую власть на Чукотке. На столе стоял бюст Александра Второго – императора, продавшего Аляску Америке и указавшего политическим потомкам путь, идя по которому можно придти к быстрому и эффективному обогащению. На досуге Роман читал стихи Платона Ойунского – великого чукотского и – по совместительству - якутского поэта. Он был влюблён в прозу Юрия Рытхэу. Иногда и сам Роман писал хорошие патриотические стихи на – как ему казалось - чукотском:
Йохар-ю, йохар-ю,
Тындынмундыр комсомол,
Йохар-ю, йохар-ю,
Былдыргандыр горностай!
Или:
Автоматы дыр-дыр-дыр,
Пысталеты так-так-так.
Александр Матрос-оглы
Амбразура сегельда!
Но – помня о своём предназначении и своей миссии – нехотя покидал Чукотку и улетал в туманный и сырой Лондон, где приходилось есть ананасы и жевать рябчиков в местных ресторанах, кататься на яхте по Темзе, пить в пабах тёмный горько-сладкий эль, ходить в Оперу и торговать на бирже природными ископаемыми Сибири.
Роман был вхож к королеве и часто заезжал к ней на чашечку чая с черешневым вареньем. Королева любила Рому как своего родного внука – особенно после того, как он приобрёл «Челси». Потом как-то оказалось, что денег в карманах Ромы столько, что он может купить всю Великобританию, да ещё и осуществить давнюю мечту английских политиков, прикупив и присоединив всю Ирландию, а не только Северную. И при этом не слишком ощутив финансовые потери! Влияние Ромы на английскую корону росло не по дням, а по часам.
…День с самого утра обещал выдаться дождливым. Небо затянуло серой пеленой. Абрамович понял, что сегодня он не поедет на «Уэмбли» играть в теннис. Зазвонил телефон. Звонила королева.
- Привет, мэм! – поздоровался Рома.
- Привет, мой мальчик! Как тебе спалось? Как твоя печень?
- Всё отлично. Как вы? Что пишут в газетах?
- Ой, всё без изменений. Как обычно – клевещут. А я к тебе по делу. Сейчас к тебе приедут два очень приятных джентльмена. Один – премьер этой новой страны… Уркаины, что ли. Второй – посол этой страны, сопровождает премьера. У них к тебе есть дело.
- Что, снова будут просить поговорить с Владимиром о прямых поставках газа и снижении цен на энергоносители? Боже, как мне это надоело! Рома, попроси, Рома, сходи… Ещё были бы у меня там интересы, в этой Украине. Почему они Сашу Лебедева не просят? Или Лёшу Мордашова. Или – на худой конец – Толика Чубайса. Им есть что терять в Украине. Мне – нет…
- Ромочка, ну тебе сложно? Ну уважь свою старую подружку. Мне эти ребята так понравились. Такие молодые, дерзкие… Это так чудесноо… Представь себе: заходит молодой человек в странной одежде, с пылающими глазами – и вопрошает меня – олицетворение английской традиции: а говорите ли Вы, Ваше Величество, на английском? А считаете ли Вы, Ваше Величество, что английский, на котором Вы говорите, это действительно английский? И я – к своему стыду – поняла, как много австрализмов, американизмов и прочих «-измов» в нашем родном, великом и могучем английском языке!
Абрамович слушал королеву, тихонько зевая и еле сдерживая раздражение.
- Ладно, мэм. Если вы так настаиваете, я приму этих украинцев. Но результат не гарантирую.
Мерседес с номерами украинского посольства в сопровождении эскорта мотоциклистов в форме гвардейцев Её Величества подъехал к дому, в котором жил Роман Абрамович. Д’Артаньян и посол вышли из машины, и швейцар распахнул перед ними дверь.
Абрамович возлежал в цветастом халате и курил кальян. Полуобнажённые красавицы танцевали перед ним танец живота. Маникюрша работала пилочкой над ногтями Ромы. Весь его вид демонстрировал отрешённость от мира и пресыщенность жизнью. На стенах висели оленьи рога, шкуры оленей и белых медведей, шаманские бубны и маски. В красном углу висел портрет императора Владимира Владимировича.
- Ну… С чем пожаловали? – спросил Роман таким тоном, с каким, наверное, в своё время обращался к ходокам Владимир Ильич Ленин.
- Мы… это… это не я, это он, - начал было посол. Но д’Артаньян перехватил инициативу.
- Нам нужна пектораль. Это дело государственной важности!
Роман удивился. Что такое «пектораль» он явно не знал.
- Пектораль? Это что? Новый вид вооружений? Ну… это не ко мне. Это к Серёже Иванову. Я больше по нефти выступаю, - и дал понять, что аудиенция окончена. На миг его поэтическая душа начала пережёвывать слово «пектораль». Роман сразу же подобрал две рифмы к этому слову – «спираль» и «Парсифаль», и тут же подумал, что обе не будут понятны простому чукотскому труженику, а первая рифма и вовсе вредна в силу сложной демографической ситуации на Чукотке в частности и в России в целом.
- Постойте! – воскликнул д’Артаньян. – Постойте! Королева Анна Австрийская подарила Вам скифскую пектораль. Теперь её необходимо вернуть в музей – к приезду некоего ЮНЕСКО. Уедет ЮНЕСКО – мы её вам снова вернём.
- Королева Анна Австрийская? Не имел чести быть знаком с ней.
- Как же? Как же не знакомы? Борис Абрамович!!!
Лицо Ромы вытянулось:
- Молодые люди! Вы ошиблись. Вам к Борису Абрáмовичу, а я – Роман Абрамóвич. Ой, потеха! Ой, умора! Старая вешалка королева не разбирается в русских ударениях…Только бы в Кремле как-нибудь не перепутали и не послали киллера ко мне вместо Бэкингема… Они это любят… Когда-то заказали Зураба в Москве и Жванию в Киеве – так убили Зураба Жванию в Тбилиси… И такое бывает… Надо бы свою охрану усилить…
Потом, поразмыслив, он понял, что может помочь этим людям – и на небесах ему эта помощь зачтётся. Он достал дорогой мобильник в платиновом корпусе и набрал номер Бэкингема.
- Алло! Привет, дорогой. Как здоровье? Как благосостояние? Растёт и крепнет год от года? Да нет, не от Вовы. Вова сам тебе позвонит как-нибудь. Ну зуб даю! Тут тебя два хохла ищут. Примешь? Не знаю, щас спрошу… - Оторвавшись от трубки, он спросил у д’Артаньяна:
- А вы не от Жвании? – получив отрицательный ответ, передал в трубку:
- Нет, они не от Жвании… И не от Бессмертного? - д’Артаньян замотал головой. – Нет, и не от Бессмертного. Говорят, от Анны Австрийской. Одного звать Портос. Что? Примешь? Так я их направляю к тебе? Ну, лады. Как-нибудь встретились бы, пивка попили, о делах наших скорбных покалякали бы. Давай, на неделе созвонимся. Покедова!
Рома на прощание предложил остям выпить чукотского чаю с мохом-ягелем и с бутербродами с окорочками молодых леммингов, но д’Артаньян не имел права медлить. Он поклонился и направился к выходу. Посол засеменил за ним.
19.
Миледи была экипирована по последнему слову шпионского мастерства: ножи и кусачки фирмы «Филипс», оптические приборы лучших швейцарских производителей, китайский фонарик, купленный в переходе возле станции метро «Университет» на лотке с надписью «Всё по 5 грн.».
Миледи долго пробиралась по хитросплетению вентиляционных ходов. Было пыльно и жарко. Респиратор мешал дышать на полную грудь. Но миледи вспомнила время, проведённое в камере Бастилии – там было не легче. «Давай, Юлечка! Ты сможешь… Ну… ещё чуть-чуть… тише… услышат.. теперь ещё… через два метра – поворот направо..» - подбадривала себя миледи, глядя в схему вентиляционных ходов. Наконец она оказалась в нужном месте – прямо над хранилищем драгоценностей из коллекции Бэкингема.
Золотая пектораль (миледи сверилась с фотографией) висела на самом видном месте. Несколько десятков лазерных лучей, направленных из всех концов огромной комнаты, скрещивались вокруг пекторали, создавая своеобразную защитную сетку. Миледи сняла решётку на люке вентиляции и ловко юркнула вниз, повиснув прямо над пекторалью. Лазерные лучи вокруг неё создавали впечатление красных натянутых струн, на которых ни в коем случае нельзя было играть – одно прикосновение к ним привело бы к сигналу тревоги. Миледи достала пистолет с краской и начала стрелять в объективы камер слежения – через миг все объективы оказались заляпаны чёрной краской.
Есть! Одна система отключена. Теперь необходимо дотянуться вооон до той коробочки, в углу… кусачками перекусить проводок… Который из них? Зелёный или красный? Эх! Была - ни была! Зелёный! Миледи зажмурилась в предвкушении провала – но нет! Интуиция не подвела её. Лазерная сетка исчезла. Исчез специфический зуммер… Зал погрузился в зловещую тишину – и эту тишину нельзя было нарушать ни вздохом, ни звуком – оставались включёнными специальные датчики, реагирующие на звуковые колебания. Малейший шорох улавливался ими. Необходимо было действовать суперосторожно, без резких движений…. Снять стеклянный колпак над пекторалью… Одновременно взять одной рукой пектораль, а другой - поставить на витрину гирю весом 5 килограмм 327 грамм – чтобы не сработала пневмосистема под самой пекторалью… Есть… а теперь можно вверх… Миледи трижды дёрнула за натянутый трос, подавая знак зятю – мол, дело сделано, тяни наверх. И тут…
Прямо над нею из вентиляционного отверстия раздался голос:
- Ну здрассьте! Это шо? Конкуренты среди белого дня забирают чужие вещи!
Миледи с ужасом подняла голову и увидела в вентиляционном отверстии физиономию мадам Буонасье. В тот же миг взвыла сирена. Пектораль выпала из рук миледи, а трос резко рванул её вверх. Головой она ударила мадам Буонасье по носу. Та закрыла сломанный кровоточащий нос рукой и запричитала. В зал ворвалась вооружённая охрана и принялась стрелять по вентиляционному каналу. Женщины ломанулись в разные стороны узкой трубы.
Миледи летела стрелой по вентиляционному каналу. Вокруг неё сквозь металл прорывались пули, оставляя светящиеся отверстия. Шон Карр знал своё дело – всей своей недюжинной силой он крутил лебёдку, вытаскивая тёщу. Наконец она показалась в проёме. Шон помог ей вылезти и они стремглав побежали к высокому забору. Охрана с автоматами и свора собак гнались за ними. Перебежками, от кустов к кустам, похитители подбежали к высокому забору. Шон прыгнул наверх и подал руку миледи – она ухватилась за крепкую руку зятя и оба одним махом перескочили через ограду. За забором их ждал автомобиль, за рулём которого сидела дочь миледи, Женя. Взревел мотор, и все трое умчались в ночь – подальше от погони.
- Рошфор!!! Граф!!! – едва сдерживая слёзы отчаяния, кричала в телефон миледи. – Всё сорвано! У нас непредвиденные конкуренты…
…Охрана решила, что похитительница бежала и успокоились. Бэкингем, в хате и тапочках, появился на пороге своего коллекционного зала и – от беды подальше – забрал пектораль к себе в спальню, закрыв её в сейфе.
Мадам Буонасье, затаившись в вентиляционном канале, поняла, что ей сегодня тоже не удастся завладеть сокровищем, и, двигая пышными телесами, попятилась назад – к выходу. Благо, её никто не заметил, и можно было убираться восвояси.
20.
С этим чувством под утро ему пришлось проснуться от шума и воя сирены. Охрана доложила, что неизвестные пытались проникнуть в зал, в котором хранятся его драгоценности. Более того – чуть было не похитили золотую пектораль, подаренную некогда Анной Австрийской.
Бэкингем надел на волосатое тело халат, почесал лысину на голове и направился в заветный зал. Он мрачно посмотрел по сторонам. В его глазах читалась вся многовековая скорбь того народа, к которому он имел честь принадлежать. Наверное, такой взгляд был у его предков в дни египетской неволи или вавилонского пленения. Те же переживания, что сейчас у Бэкингема, читались в глазах евреев в день разрушения иерусалимского храма… Глаза – зеркало души, и в них читался немой вопрос: «За что? Почему? Кому мешает он – бедный эмигрант, еле-еле сводящий концы с концами в своей эмиграции?»
Когда уже начинало светать, Бэкингем всё-таки задремал… Ему снова снился император Владимир Владимирович. И снова чувство стыда охватывало его, заставляя потеть и ворочаться в постели. Разбудил Бэкингема телефонный звонок. Звонил Рома Абрамович. Именно во время этого телефонного звонка Абрамович договорился с Бэкингемом о визите д’Артаньяна и посла.
Д’Артаньян и посол прибыли в точно назначенное время. Бэкингем – полная противоположность флегматичному Абрамовичу, живой, как ртуть, холерический, суетливый – выбежал на крыльцо и, раскрывая объятия, запричитал с одесским акцентом:
- Боже мой! Боже мой!!! Кого я вижу? Как вы доехали? Мине Ромочка сказал, шо до мине должен придти сам премьер-министр господин Портос. Где вы его прячете? Портооос! Выходите!
Посол мрачно ответил:
- Борис Абрамович, никакого господина Портоса нет. Вас ввели в заблуждение.
- Ромочка не мог ввести мине в заблуждение. Ромочка честный человек. Если кого и вводит в заблуждение, то только своих чукотских гоев и гоев кремлёвских. Мине он обмануть не может.
Посол продолжал:
- Борис Абрамович! Мы все введены в заблуждение вследствие нелепой, досадной ошибки. Этот молодой человек прилетел по поручению господина Портоса и Анны Австрийской.
Казалось, слова посла не опечалили Бэкингема. Он дальше продолжал суетливо бегать, подпрыгивать, хлопать в ладошки от наигранной радости и причитать:
- Боже мой! Боже мой! Так вы – от Анечки? Как там Анна Николаевна? Точнее, Ганна Мыколаивна? Сто лет, сто лет её не видел! Она что-то имела мине передать?
Наконец д’Артаньян смог вставить слово в этом нескончаемом потоке словоблудия.
- Да, Её Величество в опасности. И спасти её можете только вы, герцог!
- О да! Все вспоминают о старом бедном Бэкингеме, когда кто-то попадает в беду. А когда всем хорошо – тогда о Бэкингеме не помнят.
- Герцог! Вы же джентльмен и не оставите даму – к тому же королеву – в беде?
- Да не оставлю… И шо там у вас?
- Герцог! Несколько лет назад королева подарила вам в знак своей признательности золотую пектораль скифской работы. Так вот: сейчас в Украину едет некий ЮНЕСКО, чтобы проинспектировать состояние пекторали и её сохранность. Мы знаем, что пектораль находится у вас.. Если ЮНЕСКО не обнаружит пектораль там, где ей положено быть – это грозит королеве импичментом и гильотинированием, разразится правительственный кризис, Украину исключат из списка стран, претендующих на включение в ВТО, и она попадёт в чёрный список FATF.
Всё это совсем не тронуло Бэкингема. Он не проявил интереса к монологу д’Артаньяна. Посол как искушённый в политике и дипломатии человек, зная тонкие струны в душе Бэкингема, начал обрабатывать герцога с другой стороны:
- Подумайте, герцог, чем это может угрожать. Во-первых, к власти придут Жвания, Бессмертный и прочие люди, которые вас лично имеют все шансы недолюбливать. Во-вторых, от этого выиграет только Владимир Владимирович – вы же не станете отрицать, что политика Портоса последнее время была прозападной? А кардиналу и королю придётся доказывать, что они лояльны к Кремлю – чтобы получить дешёвый газ на зиму. В-третьих, это отразится на индексе Доу-Джонса и на котировке принадлежащих вам акций на Лондонской и Токийской биржах.
Бэкингем посмотрел на гостей совершенно другим взглядом:
- Так о чём мы говорим??? Конечно, конечно я рад помочь вашей королеве. И сейчас же распоряжусь принести мне эту пектораль... А вы точно уверены в падении индекса Доу-Джонса?
Посол сделал лицо, передающее суть риторического вопроса «За кого вы меня имеете?». Бэкингем зазвонил в колокольчик, потом понял, что слуги вряд ли помогут – пектораль находилась в его личном сейфе – извинился и вышел. Для начала он взял калькулятор и начал думать, не прогадал ли он с пекторалью. Он сопоставил возможные потери в связи с падением стоимости акций и с колебаниями индексов – с оценочной стоимостью пекторали. Выходило, что, оставив пектораль у себя, он проигрывает 5 рублей 18 копеек – минимум. Максимум зашкаливал в район 9 рублей. Он подумал, и решил, что игра стоит свеч.
Торжественно, на атласной подушке Бэкингем вынес заветную пектораль.
- Вот… Передайте её королеве Анне с низким поклоном и глубокой признательностью. Я часто вспоминаю о наших незабываемых встречах… На досуге я даже написал стихотворение, посвящённое Аннушке… «Я вас любил. Любовь ещё, быть может, в моей душе угасла не совсем…»
- Не плохо было бы проверить пектораль на подлинность.
- Зачем проверять? – изумился д’Артаньян. – Вот сертификат. А вот на самой пекторали клеймо – «Made in China».
Посол посмотрел на клеймо, потом на Бэкингема и произнёс с укоризной:
- Герцог! Ну мы же взрослые люди… Будьте серьёзны…
- Ой! – засуетился герцог. – Ой, недосмотрел. Ошибочка вышла. Просто я – во избежание проблем – решил сделать копию. И по чистой случайности – будьте уверены! – взял сейчас не оригинал, а копию. Сейчас-сейчас… И побежал в спальню, по дороге проклиная посла, помешавшего ему совершить такой удачный гешефт с этим лохом-мальчишкой.
Вынеся настоящую пектораль, герцог заговорил быстро-быстро:
- И прошу вас – будьте осторожны. За этой пекторалью охотятся. Сегодня ночью на мой замок было совершено нападение. Нападавшие хотели похитить пектораль. Именно пектораль. Им удалось бежать. Так что – храни вас Господь!
Бэкингем хотел даже перекрестить д’Артаньяна, понравившегося ему своей непосредственностью («Побольше бы таких клиентов – бизнес бы процветал!»), но потом вспомнил о своей вере решил, что это будет слишком.
…Выйдя за ворота и сев в автомобиль, д’Артаньян, прижимавший реликвию к груди, спросил у посла:
- А как будем перевозить? В аэропорту не пропустят.
- Об этом не беспокойтесь. Передадим дипломатической почтой – вслед за вами. В Борисполе сотрудник нашего посольства передаст вам пектораль. Всё надёжно – дипломатический багаж не подлежит досмотру.
Продолжение следует...